Новые структуры, старый фундамент: миротворческий потенциал государств

Хратч Чилингирян

Armenian opposition members hold a rally in Yerevan, April 2004.

Представители армянской оппозиции проводят митинг в Ереване, апрель 2004. Источник: Рейтер/Мхитар Хачатрян

Переход к демократии в Армении и в Азербайджане характеризуется рядом недостатков. Однако, было бы ошибочно винить в этих недостатках карабахский конфликт и его последствия. И другие постсоветские государства, не имеющие сепаратистских конфликтов, вряд ли могут похвастаться своими демократическими достижениями, - как видно из примера Беларуси и Туркменистана. Наоборот, отсутствие желаемого уровня демократического развития в Армении, Азербайджане и других государствах региона является результатом совокупности старых системных проблем и проблем находящихся у власти режимов. Важно учитывать эти проблемы, ибо, как показывает изучение конкретных примеров, государства, обладающие большим мандатом доверия населения и высоким уровнем демократии, более успешны в нахождении долгосрочных решений вооруженных конфликтов.

Дилеммы харизматичных лидеров

После десяти лет мирных переговоров с момента объявления прекращения огня в мае 1994 года весьма показательны недавние заявления азербайджанского и армянского президентов. Выступая в сентябре 2005 года, Ильхам Алиев совершенно четко заявил: 'Мы создаем мощный военный потенциал, чтобы наши враги знали, что Азербайждан способен в любой момент освободить свои территории ', и добавил, что в 2006 году Баку удваивает военный бюджет до $600 миллионов. Его армянский коллега, бывший президент и уроженец Карабаха Роберт Кочарян, высказался еще более резко: 'Нагорный Карабах никогда не был и не будет частью Азербайджана. И точка. А после этого можно придумывать какие-то решения и изобретать новые типы статусов.' К разочарованию многих посредников и сторонних наблюдателей, это не просто популистские заявления, рассчитанные на внутреннюю аудиторию, они отражают позиции самих политических лидеров.

Такого рода детерминизм в подходе политического руководства влияет на восприятие карабахской темы обществом. Действительно, часть проблемы заключается в чрезмерной зависимости от и центральной роли конкретных лидеров - а не институтов и общественности - в урегулировании конфликта. Например, в 2002 году Гейдар Алиев заявил: 'Если я не смогу решить карабахский вопрос, никто в мире его не решит.' Подобным же образом, по мнению многих, уроженцы Карабаха Кочарян или Серж Саркисян, министр обороны Армении, являются единственными людьми, способными повлиять на армян. После распада Советского Союза почти во всех вновь образовавшихся независимых государствах к власти пришла плеяда харизматических лидеров. По словам немецкого социолога Макса Вебера, харизма - это 'тип характера, который особенно несовместим с повседневными структурами управления', и который основывается на ' приоритетности и использовании личных качеств' вместо установленных правил. Это подразумевает отсутствие устойчивых государственных институтов, низкий уровень и медленный темп демократического развития, неразвитую политическую среду и связанные с ними проблемы структурного потенциала. Действительно, харизматическое руководство в новообразовавшихся государствах поставило под сомнение независимость разных ветвей власти: как законодательная, так и судебная власти находятся под влиянием власти исполнительной.

С точки зрения урегулирования конфликта вопрос заключается в том, способно ли государство, возглавляемое харизматическим лидером и страдающее критическими структурными дефектами, - подобно Азербайджану, Армении или Грузии - урегулировать внутренние конфликты и предоставить необходимые гарантии соблюдения прав его бывших автономных регионов. Проблемы лидерства и управления и недостатки структурного потенциала усугубляются отсутствием убедительных планов разрешения конфликтов. Нехватка привлекательных предложений по 'реинтеграции' карабахских армян в Азербайджанскую Республику все больше отталкивает армян Карабаха от такого 'воссоединения'. Со времени прекращения огня в 1994 году Баку не предоставил надежных гарантий и не продемонстрировал признаков толерантной демократии даже в самом Азербайджане. Если правительство не готово терпеть политическую оппозицию внутри собственной страны, вызывает сомнения его способность выстраивать конструктивные отношения с внешним 'врагом'. Помимо обещаний предоставить Карабаху 'высокую автономию' Азербайджан не разъяснил, что конкретно он готов предложить. Не ведется никакой общественной полемики относительно того, что может означать автономия для предоставлящего ее государства и какую пользу она принесет стороне-получателю. Oтсутствие общественных дискуссий по поводу обещанной автономии и ее преимуществ - на фоне продолжающихся воинственных заявлений руководителей высшего уровня в Баку - дает карабахским армянам мало оснований доверять намерениям Азербайджана. И, наоборот, несерьезное отношение Азербайджана к вопросам самоуправления способствовали в последние годы все большей интеграции Карабаха с Арменией.

Карабахский фактор в армянской политике

Армения также страдает болезнью харизматического руководства, однако здесь последствия этого типа управления несколько иные. Оппозиционные партии Армении по-разному использовали карабахскую карту для дискредитации правящих режимов. Самый известный пример - вынужденная отставка Левона Тер-Петросяна, обвиненного целой когортой политических партий и бывших союзников в политике капитулянства. В последние годы слава 'героя карабахской войны' не спасла от критики и президента Роберта Кочаряна, которого обвиняют в том, что за время его правления конфликт между Карабахом и Азербайджаном превратился в двусторонний конфликт между Арменией и Азербайджаном, в то время как сам Карабах оказался вытесненным из процесса переговоров. По выражению лидера оппозиционной партии Степана Демирчана, есть опасность того, что Армении придется пойти на территориальные уступки Азербайджану (например, уступить часть самого южного Мегрийского района Армении). Оппозиционные партии и члены правящей коалиции настаивают на том, что суверенная территория Армении не должна быть предметом торга.

Тем не менее, границы между разным видением путей урегулирования конфликта и открытой критикой находящегося у власти режима достаточно размыты. Оппозиционные партии часто не имеют широкой политической поддержки в обществе, поэтому их политическая активность обычно сводится к критике властей. До сих пор эта критика не имела большого эффекта и оппозиция не смогла предложить действенных политических или экономических альтернатив ни для Армении, ни для разрешения карабахского конфликта. Спорадическая поддержка, которой пользуются эти партии, вызвана скорее недовольством в обществе политикой правительства Кочаряна, нежели симпатиями к их стратегии или идеологии. Как и в Азербайджане, на политическом небосклоне Армении нет места для подходов, которые ассоциируются с компромиссом. Ни одна из армянских партий не хочет произвести впечатление партии, 'уступившей' Карабах; когда 'умеренные' говорят о 'территориальных уступках', наподобие израильской формуле 'земля за мир', обычно подразумевается возвращение оккупированных азербайджанских территорий за пределами Карабаха, а не самого Карабаха.

Хотя армянская диаспора выражает свое разочарование правительством Кочаряна, обвиняя его в коррупции, протекционизме и целом ряде социально-экономических проблем, в целом она поддерживает стремление Карабаха отделиться от Азербайджана, прежде всего, через крупномасштабные программы финансового содействия. Кроме того, немало пользы Армении и Карабаху приносит лоббистская деятельность диаспоры в США, Европе и России. В то же время важно отметить, что эта деятельность согласована с администрациями Еревана и Степанакерта и что у самой диаспоры нет собственной установки или иного видения будущего Карабаха. Как и в случае с армяно-турецкими отношениями, армянская диаспора вряд ли хочет вмешиваться в политику армянского правительства или администрации Карабаха по отношению к Азербайджану. Хотя части диаспоры могут остаться недовольными окончательным вариантом мирного соглашения, в целом армяно-азербайджанские отношения и урегулирование конфликта считается делом вовлеченных в него сторон.

Политика исключения

Упор на персоналии в политике и правительстве также приводит к крайним формам отчуждения - другими словами, к демонизации и исключению из процесса 'другой группы', будь то армян в Азербайджане или азербайджанцев в Армении и Карабахе. Этот аспект конфликтов на Каваказе часто остается без внимания. Большинство конфликтов в этом регионе связаны с переоформлением отношений большинства-меньшинства и далеко не всегда с исторической враждой, как это нередко преподносится СМИ. Процесс 'отчуждения другой стороны' еще больше ослабляет и без того хрупкие взаимоотношения меньшинства (карабахских армян) с большинством (азербайджанцами). В январе 2003 года президент Кочарян заявил следующее:

'Погромы армян в Сумгаите и Баку и попытки массовой военной депортации армян из Карабаха в 1991-1992 годах подчеркивают в целом невозможность проживания армян в Азербайджане. Речь идет о некой национальной несовместимости...'

Тогдашний президент Азербайджана Гейдар Алиев так же недипломатично объявил в 2001 году, что 'армянские агрессоры ничем не отличаются от гитлеровских армий, от немецкого фашизма.'

Подобная риторика бросает тень на вековые добрососедские связи между народами, проживавшими в регионе. В последние годы положительные аспекты отношений между разными национальностями редко становятся предметом общественной полемики на Южном Кавказе. И только когда об этом спрашивают приезжие или журналисты, люди вспоминают примеры или собственный опыт добрых отношений с 'другой стороной'.

Помимо структурных недостатков государств-метрополий и отсутствия убедительных инициатив по реинтеграции бывших автономий, идеологический и социальный дискурс 'отчуждения' представляет огромную проблему для урегулирования конфликта. Если устойчивый мир в конечном счете рождается в процессе примирения обществ, ему угрожает столь распространненая на Южном Кавказе постоянная демонизация 'другой стороны'. Для азербайджанцев язык 'отчуждения' связан с переживаниями военного поражения, потерей территорий, социально-экономическими условиями и, что особенно важно, судьбой почти 800 000 беженцев и ВПЛ. Разочарование и огромные проблемы, с которыми каждодневно приходится сталкиваться беженцам и ВПЛ, создают мощную эмоциональную и политическую базу для 'отчуждения'. Армянская риторика 'отчуждения' по большей части произрастает из чувства виктимизации нации и ирредентизма, коренящихся в памяти и страхе геноцида, в прошлом и настоящем. Более того, армяне повсеместно отождествляют азерайджанцев с 'турками', проецируя таким образом историческую враждебность по отношению к Турции на Азербайджан.

Вопрос даже не в том, насколько оправдана эта риторика 'отчуждения', есть ли у нее уважительные причины, но в ее социологических последствиях для урегулирования конфликта. Что особенно важно, строгое деление на своих и чужих на фоне проецирования отдельных поступков или конкретных событий на целый народ, все больше отдаляет перспективу мирного урегулирования конфликта. Вместо этого экстремальный дискурс 'отчуждения' усиливает воинственные настроения в обществах, которые в такой ситуации вовсе не собираются участвовать в процессе примирения.

Новые структуры, старый фундамент

Разрешение конфликтов, длящихся десятилетиями, оказалось сложной и трудновыполнимой задачей даже для гораздо более развитых демократий, какими являются Израиль и Кипр, не говоря уже о государствах переходного периода, Армении и Азербайджане. На Южном Кавказе до сих пор идет процесс перестройки и модернизации остатков прежней системы в новые государства и структуры управления. Все то, что происходит, можно обобщить как продолжение становления государственности - или определения типа государственности. Спустя десятилетие после обретения независимости в Армении, Азербайджане и Грузии до сих пор активно обсуждается вопрос о том, какую модель государственного устройства предпочесть: парламентскую или президентскую. Продолжают видоизменяться и приобретать новые поправки конституции трех республик. Обсуждается вопрос состава, области компетенций и морально-этического кодекса государственного аппарата. Эти вопросы превалируют и в Карабахе (и других де факто государствах региона), но здесь существует одно важное отличие: из-за непризнанности Карабаха международным сообществом и острой нехватки важнейших ресурсов в Степанакерте речь идет об уровне и интенсивности интеграции с Арменией.

Радикальная перестройка прежней системы распределения властных полномочий между автономными регионами и государствами-метрополиями и сложившийся в Карабахе де факто 'новый порядок' составляют первую фазу реорганизации государств на Южном Кавказе. Тем не менее, хотя новый порядок не получил международного признания, главная особенность незавимости бывших советских автономий заключается во всеобщем перекраивании политических, социальных, экономических и национальных границ. Для карабахской правящей элиты и общества это составляет важнейшее завоевание независимости. С их точки зрения, карабахские армяне уже не представляют собой меньшинство в титульном государстве, но большинство в реорганизованном государстве. Они больше не зависят от решений, принимаемых далекими центральными властями, но контролируют свои собственные дела.

В этом контексте, компромиссы и уступки, оговоренные сторонами, требуют базовых структурных возможностей, которыми должны обладать предоставляющие и принимающие полномочия образования. Вопрос в том, обладает ли такими устойчивыми структурами государство, которое само пока находится в стадии становления? Необходимо различать внутренние и внешние источники структурных дефектов. С внутренней точки зрения, начальной точкой реорганизации служит ветхая инфраструктура, доставшаяся в наследство от советской эпохи. Государства Южного Кавказа вовлечены в процесс строительства новых структур на старом фундаменте. В случае де факто независимых государств структурные изъяны в основном объясняются внешними факторами, главным из которых является отсутствие официальной международной поддержки, иностранных инвестиций, помощи в модернизации инфраструктуры, связей с внешним миром (особенно, в области информации и новых технологий) и существенной поддержки в развитии гражданского общества. Отказ от предоставления такой международной помощи и взаимодействия, независимо от всей работы, которая проводится неправительственными организациями, - это попытка наказать сепаратизм и каким-то образом навязать договоренность об окончательном варианте урегулирования. Но эта политика привела к иным последствиям - растущей изоляции и укреплению подозрений в том, что международное сообщество не беспристрастно и всегда встает на сторону метрополий.

Меньшинства в автономных республиках рассматривались большинством в первую очередь не как граждане их государства, но как 'чужие', другие: армяне были 'не азербайджанцами', а 'поселенцами', 'поздними пришельцами' в государстве большинства. С приобретением независимости, как считают меньшинства, они избавились от 'социального контроля' большинства, нелегкой роли 'чужих'. Примеры Кипра и Палестины/Израиля показывают, что процесс урегулирования конфликтов на Южном Кавказе займет долгий срок. Усилия посредников и попытки найти варианты решения проблемы не должны ограничиваться поисками ростков политической воли сторон и приемлемых вариантов соглашения - необходимо также понимание роли лидеров, структурного потенциала, демократического развития и внутриобщинного и межобщинного дискурсов.

Хратч Чилингирян является директором Научно-исследовательской программы Евразия в Институте менеджмента Кеймбриджского Университета им. Джаджа. Защитил докторскую диссертацию в Лондонской школе экономики и политических исследований.

Новые структуры, старый фундамент: миротворческий потенциал государств

Новости Азербайджана

Новости спорта

Курсы валют

Погода

Знакомства по всему миру

Обмен ссылками